Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо.

Я получил как раз вот здесь большой файл документов, здесь 13 документов, часть из которых перечислила Елена Леонидовна, часть – наш другой коллега – Алексей Иванович, который выступал на эту тему. Посмотрим всё, договорились, хорошо.

Теперь судебная и полицейская реформа.

Тамара Георгиевна, пожалуйста.

 

Т.МОРЩАКОВА: Спасибо.

Уважаемый Дмитрий Анатольевич, надо честно сказать, что вопросы развития эффективной судебной системы постоянно находятся в поле Вашего зрения и в поле вообще государственно-правовой и общественной дискуссии. Такая дискуссия по этим темам непрерывно ведётся. Вопрос, который осложняет решение этих проблем, состоит в том, что как раз консенсуса между различными участниками этой дискуссии мы не наблюдаем такого большого, как мы можем это видеть по детской проблеме или даже по проблемам преодоления тоталитарного мышления и сохранения нашей исторической памяти как российской нации. И различные позиции участников этой общественной дискуссии, естественно, связаны с различными идеями, которые могут и должны воплощаться в данной области.

Безусловно, применительно к этой сфере, к сфере судебно-правовой реформы, находят поддержку подтверждённые и подтверждаемые постоянно слова главы государства, Ваши слова, Дмитрий Анатольевич, такие идеи, с которых Вы и сегодняшнее наше заседание, сегодняшнюю нашу встречу начали, потому что речь идёт о том, что права и свободы должны определять и определяют всю деятельность государства. Но здесь есть ещё целый ряд чрезвычайно важных идей, которые смотрятся буквально как программа для организации деятельности в этой сфере. Это прежде всего идея о том, что без эффективного, без доступного суда невозможны процессы модернизации в том её актуальном виде, в каком эта задача поставлена сейчас властью. И независимое осуществление правосудия (я ссылаюсь здесь уже на Ваши слова) должно существовать не только в декларациях, но оно должно существовать и в реальной жизни. Это, безусловно, требует серьёзных институциональных реформ, и это, безусловно, требует изменения реальной практики судебного правоприменения.

Было бы неосторожным, скажем мягко, надеяться на то, что судебная система может сама произвести такие реформации в своих структурах и в своей практике. Безусловно, на государстве лежит обязанность, и это вытекает из конституционных положений о том, что государство обеспечивает государственную защиту правам и свободам людей, в том числе и через правосудие. Поэтому, конечно, те цели и те оценки, которые существуют со стороны власти и со стороны общества по отношению к деятельности судебной системы, именно они должны быть учтены, когда мы говорим о необходимости реального изменения правоприменительной практики. Причём это касается, конечно, как всей судебной практики в целом, так и, безусловно, отдельных дел, которые могут казаться незначительными или, наоборот, определяют тенденции судебного правоприменения во всей системе.

Федеральная государственная программа, прекрасно известная всем, на 7–11–й годы, программа развития судебной системы в стране, действительно предусматривает ряд важных мер в этой области. Они частично уже реализованы, ряд из них не реализован. Но, безусловно, трудно переоценить шаги по введению, например, апелляции или по обеспечению объективной фиксации хода судебного разбирательства с помощью звукозаписи в каждом судебном процессе. Безусловно, и об этом вчера речь шла на форуме в одной из его сессий в Екатеринбурге, необходимы шаги по укреплению материально-финансового и кадрового приоритета в правосудии, в органах судебной власти.

Но, несмотря на все эти цели, реальное положение дел в судебной системе пока таково, что, собственно, посылы о том, что суды должны завоевать, наконец, авторитет у населения и мы должны способствовать тому, чтобы вот это уважение к судебной власти и судам постоянно поддерживалось в правосознании людей, это, к сожалению, реально сейчас не обеспечено. На самом деле, если говорить в парадигме первой темы нашего сегодняшнего обсуждения, парадигме преодоления тоталитарного прошлого, нужно сказать, что суд ещё не вырвался из старой, советской традиции, когда он реально не является осуществляющим контроль за деятельностью всей государственной власти. И прежде всего это связано с тем, что он не может реально контролировать – в силу реального соотношения сил, а не просто недостатков законодательного регулирования – законность деятельности правоохранительной системы, особенно на досудебных стадиях процедур рассмотрения уголовных дел. Кроме того, внутри судебной системы, и, может быть, на это пока в законодательных решениях мало обращается внимания, существуют буквально чисто административные методы руководства всей судебной системой, когда суды следуют указаниям сверху, и эти указания определяют не просто судебную практику в целом, что есть некая конституционная функция высших судебных органов в стране, но эти указания определяют часто и решения по конкретным делам.

Против таких указаний в судебной системе у конкретного судьи, рассматривающего конкретное дело, нет никаких способов защиты, он не может поспорить с такого рода указаниями. Напротив, приняты деловые, скажем так, обыкновения в судебной системе, когда ещё до начала рассмотрения судья согласовывает возможную свою позицию по рассматриваемому делу с вышестоящими судебными инстанциями.

Я приведу вам только одну новеллу, которая сейчас предложена в Федеральном конституционном законе о судах общей юрисдикции, он рассматривается в Государственной Думе. И согласно этой новелле просто вводится старый советский принцип зональных так называемых судей, когда судьи вышестоящих судов закрепляются за нижестоящими судами с целью их консультации в разрешении дела и направления по судебной практике именно таким образом.

Должен ли судья в этих ситуациях проявлять какой-то особый героизм? Мне кажется, что в нашей судебной системе не решён вопрос не только о том, что суды являются недостаточным средством защиты для прав и свобод. Но в нашей судебной системе не решён ещё и вопрос о том, как защитить самого судью от разного рода, скажем так, негативных реакций на его поведение по делу, на характер решений, выносимых по конкретным делам. Такой системы защиты для судьи сейчас не существует, несмотря на то что, как Вы совершенно правильно отмечаете, независимость судьи провозглашена, но реально механизма для её обеспечения нет. И масштабы такой практики, которая порождает в судах определённую боязнь к самостоятельному рассмотрению юридических, правовых конфликтов, масштабы такой практики могут быть действительно продемонстрированы на многочисленных примерах по конкретным делам. И надо сказать, что это не просто снижает авторитет судебной власти, это снижает авторитет государственной власти в целом, это снижает уровень гарантий прав и свобод. Но кроме всего прочего, и я бы это особенно подчеркнула, составляет определённые вызовы общественной безопасности, потому что именно такие ситуации порождают общественное недовольство, недовольство судами.

Надо сказать, что неоднократно власть подчёркивала необходимость изменения репрессивного характера деятельности судебных органов. В связи с этим высказано много идей. Некоторые из них воплощены даже в законе. Но не надо особенно открывать здесь Америки – даже простой законодательный запрет, принятый нашим законодателем, применять такую меру пресечения, как арест по делам об экономических преступлениях, не нашёл поддержки в судебной практике. Судьи опасаются, что если они будут использовать какие-то другие превентивные меры, чтобы обеспечить нормальный ход правосудия, допустим, по хозяйственным делам, это повлечёт для них суровые, можно сказать, «штрафные» санкции, потому что судейское сообщество очень строго подходит к оценке такого рода решений.

Более того, даже если судья, отклоняясь от жёсткой, заданной сверху, повторю, репрессивной политики по уголовным делам разного рода, будет в каких-то делах находить смягчающие обстоятельства, позволяющие прибегнуть к более мягким мерам наказания, чем лишение свободы, в этом случае судья сразу попадает под подозрение, что, может быть, эти его решения продиктованы коррупционно, и защититься от этого, безусловно, судья не может. Очевидно, что здесь нужны другие меры, которые будут предприниматься не самой судейской корпорацией.

Совет предлагает Вашему вниманию целый ряд документов. Мы очень надеемся на то, что они будут рассмотрены. Причём эти документы содержат не просто предложения по совершенствованию судебной системы, но конкретные законопроекты. И мы полагаем, что они могли бы быть приняты.

В связи с решением этих вопросов надо обратить внимание на одно обстоятельство. Ответственность судей перед обществом, о значении которой тоже Вы недавно говорили публично, на самом деле она есть часть того социального контроля за правосудием, который только и может осуществляться, потому что никакие другие органы власти не могут осуществлять действительно контроль за правосудием. Но эта ответственность судей перед обществом и социальный контроль за правосудием невозможны без достаточной информации о конкретной судебной практике, причём включающей анализ по отдельным особо значимым делам и по делам, влияющим на тенденции судебного правоприменения. Совет в этом смысле считает необходимым проводить мониторинг такого рода практики по резонансным, как говорят у нас последнее время, уголовным делам с привлечением, безусловно, экспертов-юристов для юридической оценки качества рассмотрения конкретных дел и качества конкретных судебных процедур в их реальной жизни, а не в той жизни, которую они имеют только в норме закона. Собственно, по отношению к судебной системе это единственный способ социального контроля, если не считать ещё и такие формы участия граждан в правосудии, которые, например, у нас достаточно свёрнуты в последнее время, как суд присяжных.

Правовой анализ судебной практики по отдельным делам известен в других странах, причём она, эта практика, широко и постоянно обсуждается в научных дискуссиях и в общественных дискуссиях. Совет в связи с этим планирует представлять Вам свои экспертно-правовые выводы по ситуациям, связанным с конкретными делами, вызывающими общественный резонанс или определяющими тенденции судебной практики. В материалах, которые представлены Вам, уже есть такие экспертные оценки, например, в связи с незаконным преследованием за вывоз драгоценных камней с территории Российской Федерации. Преследование, основанное на нормах, уже отменённых самим государством, однако, не прекращается. И мы просим обратить Вас на это внимание. Такие же материалы будут представлены Советом в скором времени в связи с известным делом адвоката Магницкого. Аналогичная экспертная работа организуется Советом также и относительно недавно оглашённого приговора по делу Лебедева и Ходорковского. Ясно, что экспертно-правовой анализ таких процессов не может иметь прямых юридических последствий. Но он, безусловно, рассчитан на то, что государственная власть примет необходимые меры реагирования, если юридический анализ этих процессов будет показывать их несостоятельность с точки зрения правовой. И он представляется очень важным для формирования позиции гражданского общества по поводу путей развития действительно эффективной судебной системы в Российской Федерации.

Две проблемы я хотела бы поставить конкретно. Они тоже освещены в предложениях, приложенных к представленным Советом к сегодняшнему нашему обсуждению материалам. Прежде всего это проблема, конечно, суда присяжных. Суд присяжных в нашей стране сужен с точки зрения своей компетенции очень серьёзно. 600 дел – не более – в год рассматривается с участием суда присяжных, в то время как всего по первой инстанции уголовных дел рассматривается в наших судах более миллиона. Здесь – только 500–600 дел ежегодно. И на самом деле Совет считает, что этот институт как эффективное средство и борьбы с коррупционными процессами в судебной системе, и борьбы за утверждение действительно независимого правосудия, и, наконец, институт, влияющий на становление гражданского общества, развитие гражданской ответственности и гражданского правосознания должен иметь более широкие компетенционные основы.

В проектах представленных Вам документов есть и проект закона о том, чтобы распространить компетенцию суда присяжных на некоторые дела, рассматриваемые по первой инстанции в районном звене судебной системы. Это прежде всего касается дел об убийствах, взяточничестве. Это касается также некоторых экономических преступлений, а также есть предложение о введении суда присяжных по гражданским делам, когда речь, например, идёт о возмещении гражданам того ущерба, который причинён деятельностью государственных органов и хозяйствующих субъектов.

И ещё один вопрос, который нельзя не затронуть. Вы правильно тоже оценивали это в одном из своих последних публичных интервью средствам массовой информации, судебная корпорация во многих случаях действует как полностью закрытая, которая не способна ни сама очистить себя от тех, кто не может заниматься судебной деятельностью ни профессионально, ни морально, не принимает какой бы то ни было критики извне.

В связи с этим представляется необходимым определённая реорганизация органов судейского сообщества. Она начата уже в нашей судебной системе. И актом, таким начальным актом можно считать создание дисциплинарного судебного присутствия. Но деятельность его могла бы быть более эффективной, если бы такой орган, как дисциплинарное судебное присутствие, занимался бы действительно только делами судейского персонала, с тем чтобы судьи, входящие в дисциплинарное судебное присутствие, не работали в общей судебной системе, где они встроены именно в такую линию, по которой осуществляется административное руководство внутри суда, в том числе со стороны руководителей судебной системы. Напротив, от этих штрафных дел, от применения таких санкций, как лишение судьи его статуса или иммунитетов, должна быть полностью отделена работа по подбору и проверке профессиональной пригодности судебных кадров, которая могла бы вестись так, как она ведётся сейчас, квалификационными коллегиями судей, если бы они были освобождены от процедур привлечения судьи к ответственности.

Надо отметить ещё одну важную вещь в деятельности квалификационных коллегий судей – они должны самостоятельно осуществлять функцию по подбору судебных кадров. И здесь неуместными представляются с юридической точки зрения полномочия председателей судов по рекомендации Президенту для назначения судей на должности, которые назначаются впервые. Это в определённой степени ограничивает конституционную компетенцию самого Президента, но, кроме того, делает из председателей судов работодателей, что закладывает и последующую зависимость уже работающих в судебной системе судей именно от этих же председателей судов.

В русле этих же предложений представляется необходимым пересмотреть те полномочия, которые в настоящее время осуществляют председатели судов. Они не должны рекомендовать, как я уже сказала, кандидатов на судейские должности при их первом назначении, но они не должны быть и инициаторами дисциплинарной ответственности судей, потому что тогда тот, кто берёт на работу, он же решает и дальнейшую судьбу этого работающего судьи. Но, кроме всего прочего, остается нерешённой и в последних проектах законов проблема с распределением дел между судьями опять же по воле председателя суда. Эти моменты явно совершенно противоречат идеям формирования независимого правосудия.

Я бы хотела сказать, может быть, последнее, что представляется очень важным. В связи с задачей, в общем-то, постоянной, совершенствования работы судебной системы кажется необходимым, чтобы для реформирования в сфере публичного права у нас был создан и существовал какой-то стратегический центр руководства этой работой. Представляется, что такой стратегический центр должен быть организован внутри Администрации Президента, чтобы эта область, публично-правовое регулирование в государстве, не была без постоянного руководства со стороны профессионалов-юристов и обеспечивала бы стабильное движение к тем целям, которые поставлены.

Спасибо.

 

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо, Тамара Георгиевна.

 

С.АЛЕКСЕЕВ: Я благодарю за возможность выступить на этом высоком и престижном Совете и сказать о проблеме концептуального порядка в продолжение тех вопросов, о которых говорила Тамара Георгиевна Морщакова.

Это вопрос, который в своё время был обозначен Президентом, о существовании у нас правового нигилизма. На мой взгляд, вопрос даже поставлен должен быть шире: о тотальной недооценке права как социального института современного гражданского общества. Такого института, который впитывает в себя моральные и цивилизационные начала. Такого института, который способен при величайшей роли тех свойств, которые характерны для правовой материи, обеспечить реальную реализацию претворения в жизнь основных ценностей и свершений цивилизации.

Не вдаваясь в другие подробности и, может быть, для того, чтобы как-то обозначить краткость выступления, я должен сказать, другого института широкого масштаба в обществе не существует. Потому во всех развитых, успешных, продвинутых странах выдвигается идея верховенства права. Я считаю, если эта идея будет рассмотрена, если она как основа будет принята, то первый шаг к этому – это провозглашение в нашей стране той идеи, которая красной нитью проходит по Конституции, могу вас заверить, – это верховенство права. От этого зависит и работа судов, и уголовной юстиции, и всех других компонентов решающим образом.

Спасибо.

 

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо, Сергей Сергеевич. Пожалуйста.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо, передавайте.

Теперь позвольте мне уже несколько слов сказать, потому что я добросовестно всех слушал, записывал, теперь я кое-что откомментирую из того, что прозвучало, не всё, но тем не менее некоторые вещи откомментирую.

Тема, связанная с судебной и полицейской реформами. Во-первых, я также хотел всех поблагодарить, кто принял участие в обсуждении Закона «О полиции», других документов. Мне на самом деле трудно возражать против многих вещей, которые здесь назывались, да я и не должен это делать, если считаю, что это правильно. Что хотел бы сказать? Здесь Тамара Георгиевна права, у нас есть общественный консенсус по поводу помощи детям. У нас есть общественный консенсус по некоторым другим вопросам, допустим, по некоторым вопросам экологическим (не по всем, правда), по некоторым историческим вопросам. Это очень хорошо, что между властью, скажем так, и правозащитным движением тоже нет разночтений в оценке определённых исторических тяжёлых ситуаций.

По судебной и полицейской реформам подходы очень разные, но, мне кажется, это как раз и неплохо, потому что только в этом случае можно установить, что называется, истину для конкретной сегодняшней ситуации. То есть создать ту модель, которая будет более или менее нормально работать.

Все мы заинтересованы в том, чтобы был создан эффективный суд. Я недавно выступал на эту тему, вы обратили внимание на мои слова и по поводу ситуации в судебной корпорации. Надо признаться, что я ещё мягко сказал. Хотя наши коллеги судьи, а у меня много моих товарищей, друзей работают в суде, они, конечно, от этого напрягаются, потому что они считают, что их независимость должна означать полный набор абсолютных иммунитетов, в том числе от общественного мониторинга, от известных юридических процедур, что, на мой взгляд, совершенно неверно.

Я сказал о том, что подготовлю предложения, дальше растекаться на эту тему сегодня не буду. Считаю, что это сделать необходимо.

Есть конкретные вещи, о которых коллеги говорили. Например, о судебной позиции, о том, как рассматривается то или иное уголовное дело и каким образом определяется мера наказания. Я понимаю, что любая модель не идеальна, но то, что было предложено, один из последних моих законопроектов, касающийся установления по экономическим преступлениям плавающей границы, точнее, отсутствия нижней границы, санкции в виде лишения свободы, мне представляется, что это как раз и есть те правовые ориентиры, которые должны, в конечном счёте, поменять правосознание судей. Ведь судьи – это такие же люди, такие же наши с вами коллеги, я имею в виду юристов, присутствующих в этом зале, у которых есть сформировавшийся стереотип поведения: «Я не могу выносить мягкое наказание, потому что меня заподозрят в получении взятки, и, во-вторых, это сломает существующий стереотип». Так вот, для того чтобы им помочь, как мне представляется, нужно сделать так, чтобы они получили юридическую возможность назначать наказание не в виде исключения, что называется, ниже низшего предела, а всякое наказание ниже низшего предела (здесь коллеги знают), оно всегда и автоматически воспринимается как то, что судья уже получил бабки, и поэтому он во исключение из общих правил принял решение ниже низшего предела, а чтобы у него была юридическая возможность это делать. Ну, в конце концов, мы же понимаем, что ценность наказания заключается не только в репрессии и не в её строгости. Поэтому это нужно делать. Это лишь, может быть, один из первых шагов, в настоящий момент готовится и ряд других.

По поводу суда присяжных. Здесь у меня более сложная позиция, чем то, что прозвучало в выступлении, во всяком случае, Тамары Георгиевны и некоторых других коллег. С одной стороны, я понимаю, что нам, безусловно, нужно развивать этот институт. С другой стороны, я не открою вам, что называется, здесь глаз на какие-то проблемы, но вы все знаете уязвимость наших присяжных, к сожалению. Ведь уровень присяжных, он ещё в большей степени зависит от уровня развития самого общества. Судьи-то не оторваны от общества, они имеют все те же проблемы, а присяжные ещё в большей степени интегрированы в гражданские структуры, в гражданскую жизнь, и, соответственно, на них оказывается, вы сами знаете, весьма мощное влияние. Это не значит, что нам нужно захлопнуть этот институт, хотя, на мой взгляд, здесь, ещё раз оговорюсь, в 90-е годы мы всё-таки в известной степени подверглись воздействию определённых иллюзий по поводу универсальности конструкции суда присяжных. Может быть, это не вызовет у вас одобрения, но я тем не менее скажу, я не уверен, что суд присяжных – это хорошая форма рассмотрения дел, скажем, о взяточничестве. Когда речь идёт о преступлении, где может быть назначено очень суровое наказание, например, убийстве, это, у меня во всяком случае, сейчас сомнения не вызывает. А что касается взяточничества, мы же понимаем, насколько тяжело с этим бороться. Еле-еле мы этих там чиновников отлавливаем, которые деньги берут. Еле-еле создаём доказательственную базу. Если ещё рассматривать такого рода дела через процедуру суда присяжных, я просто боюсь, что в значительной мере она не будет способствовать эффективности правосудия. Это моя позиция.

По поводу Ходорковского, Лебедева, Магнитского и некоторых других резонансных дел я действительно высказывался неоднократно. Что я хотел бы сказать прямо сейчас, что меня заинтересовало в том, что было предложено?

Знаете, я думаю, что практически ни один человек за этим столом не читал полностью материалов дел Ходорковского, Магнитского или ещё кого-то просто потому, что это невозможно. Тем не менее у нас у всех есть своя позиция: у кого-то она одна, у кого-то она другая, кто-то изначально уверен в том, что суды исполняют политический заказ государства, кто-то, наоборот, такие люди тоже есть, это очевидно, считают, что репрессия должна быть жёстче и вообще государство у нас избыточно либеральное, что такие люди должны быть наказаны по всей строгости закона. Но что мне кажется важным, пожалуй, здесь я был  бы признателен, если бы экспертное сообщество постаралось подготовить тот самый правовой анализ соответствующих решений. Вот это представляло бы определённую ценность, потому что любому человеку, который желает разобраться в чём-то, приходится опираться на мнение специалистов. Я вам по-честному скажу, я не считаю себя специалистом в области уголовного права и процесса, я никогда им не занимался. Я занимался всю жизнь гражданским правом, коммерческим правом, семейным правом, здесь я более или менее ориентируюсь, даже несмотря на 10 лет разрыва в практике, 11 уже. Но по этим вопросам для меня очень важно мнение разных людей как для руководителя государства. Вот, пожалуй, я этим бы и ограничился, не говоря тривиальных вещей о том, что по известному процессу идёт обжалование. И я в очередной раз скажу, что, естественно, здесь ничего комментировать в этом смысле я не могу. Процедура обжалования, как и процедура помилования, могут быть использованы, это совершенно очевидно, но это уже отдельная тема.

По поводу полномочий председателей судов, меня тоже это несколько смущает, мы наделяем их определённой способностью принимать распорядительные акты в этой сфере, но пока я не нашёл ничего лучшего. Если в ваших предложениях содержатся идеи, каким образом решать повседневные судебные задачи, не накачивая при этом председателей, я готов это рассмотреть.

И, наконец, последнее, по поводу публично-правового регулирования. Когда-то был создан Совет по частному праву при Президенте Российской Федерации. На мой взгляд, этот Совет сыграл очень позитивную роль, и говорю об этом не только как человек, который занимался именно частным правом, а именно уже как Президент, потому что он работает до сих пор, и он всё-таки позволяет отбивать наиболее дурацкие идеи по совершенствованию гражданского законодательства, протаскиванию каких-либо не вполне сформировавшихся правовых конструкций. В принципе, мне предлагали создать подобный центр и соответствующий совет по публичному праву при Президенте. Можно было бы к этому вернуться, хотя это задача ещё более сложная в силу разнородности правового материала, чем, скажем, задача, с которой сталкивается Совет по частному праву. Но в принципе об этом можно подумать.

Я не могу не согласиться с тем, что абсолютно одиозными являются случаи допроса адвоката по тем делам, где этот адвокат выполняет функции защитника. Но здесь истина абсолютно конкретна: если есть такие примеры, передайте мне, я дам поручение Генеральному прокурору разобраться – действовать нужно в правовой сфере.

Нужно шире использовать возможности аудио- и видеозаписи, здесь у меня никаких сомнений нет. И то, что говорили коллеги, я имею в виду и Мара Фёдоровна, и потом то, что говорила Людмила Михайловна в отношении споров, связанных с нарушением административного законодательства, и последних споров, которые возникли. Я не против того, чтобы посмотреть на вопрос ответственности милиции по такого рода процессам, ответственности, допустим, по уголовному праву, потому что вообще лжесвидетельство в любом случае является действительно преступлением. Но, мне кажется, очень важно, чтобы при рассмотрении таких дел использовались всё-таки объективные доказательства. В данном случае я имею в виду не свидетельские показания, потому что они могут быть, скажем так, специальными и с одной, и с другой стороны, а всё-таки аудио- и видеофайлы, и чтобы правовая, судебная практика была сориентирована на то, чтобы такие доказательства приобщать к делу, и чтобы можно было видеть, что всё-таки реально делалось во время той или иной демонстрации, митинга, и на основании этого уже выносить соответствующие решения. Вот это, мне кажется, будет и справедливым, и в то же время будет исключать возможность манипулирования чьими-либо показаниями и с одной стороны, и с другой стороны.

Теперь по Закону «О полиции». Спасибо, во-первых, всем, кто, опять же, участвовал в обсуждении этого Закона. Я надеюсь, вы не подозреваете меня в том, что я считаю, что это идеальный документ, или это такая моя лебединая песня, которую я с маниакальным желанием проталкиваю, для того чтобы просто поменять название милиции на полицию ну и каким-то образом обессмертить своё имя в истории российской правоохранительной системы. Я понимаю, что это вполне исторический документ с кучей недостатков. В то же время я считаю, что мы его улучшили за тот период, когда он обсуждался. Некоторые страхи, и я на этом настаиваю, носят всё-таки фантомный характер. Но, я думаю, здесь, опять же, нет людей, которые считают, что мы должны ослабить нашу милицию, или полицию. Полиция должна быть эффективной, поэтому этот Закон должен сделать так, чтобы она эффективно использовала свои полномочия.

Функции полиции. Вопреки распространённому мнению, министерство не желает собрать под собой всё или тем более увеличить пределы своей компетенции. Наоборот, я могу вам сказать откровенно, на закрытых совещаниях, они у меня регулярно проходят, они всячески пытаются это спихнуть по вполне понятным ведомственным причинам: заберите у нас это и миграцию ту же самую. Вопрос в том, что некому отдавать, вот в чём проблема. ФМС на самом деле – часть МВД, там работают точно такие же люди. Отделение ФМС, в конечном счёте, от МВД – это вопрос, находящийся в текущей повестке дня. Это рано или поздно придется сделать. Вопрос только в том, когда этот процесс запустить? Но и в ФМС работают точно такие же люди, которые сейчас носят те же самые погоны. Но, в принципе, действительно рано или поздно этот процесс придётся запустить.

Точно так же по некоторым другим полномочиям, которые я хотел отстегнуть, но не получается, по некоторым проблемам, связанным с исполнительным производством, просто потому, что некому отдать. Это так хорошо выглядит в теории, а когда начинаешь обсуждать, у кого деньги, у кого кадры, отдавать некому. Поэтому нужно потихонечку это всё вычленять из МВД и передавать либо гражданским ведомствам, либо вообще, может быть, иногда даже и в частные структуры.

Теперь по некоторым полномочиям. В адрес МВД раздаются понятные упрёки по налоговым проверкам, меня тоже это тревожит. В то же время в самом законе нет ничего нового, что бы добавило им каких-то полномочий в этой сфере, я специально это проверял. Другой вопрос, вообще способны ли они в целом этим заниматься? Опять же у нас пока других структур, которые бы этим занялись, нет, у нас налоговой полиции нет. Есть, конечно, гражданские структуры, которые этим занимаются, но по преступлениям всё-таки этим должен кто-то тоже заниматься.

Отдельные положения по законопроекту, я уверен, всё равно будут совершенствоваться. Вы упомянули общественные советы, которые должны иметь свою компетенцию. Я с этим абсолютно согласен. Давайте эту компетенцию распишем указом Президента, чтобы это «не замылили» в министерстве, потому что, конечно, для министерства это некоторая проблема. Это вопрос контроля, никто над собой контроля не хочет. У них – ведомственные интересы, а у общественников – другие интересы. Поэтому это можно сделать в рамках указа Президента.

Кстати сказать, и по «горячей линии». Это на самом деле не такая простая проблема, как Вам кажется, потому что это нужно объединить огромное количество органов внутренних дел. Но это мы обязательно доведём до конца, и я готов тоже это сделать указом Президента. Хотя можно и закон будет поменять, потому что это немного потребует времени.

И последнее – по закону о полиции. Вы задавались тут риторическим вопросом: кто отвечает за эту реформу? Я Вам скажу, кто отвечает, Президент страны. Не министр, не гражданское общество, Президент страны отвечает, и поэтому я это и буду делать.

Очень большой проблемой является кадровая проблема. Для милиции просто это тяжелейшая тема, но в то же время мы всё равно должны будем исходить из реалий. В соответствии с тем законом, который вот-вот будет принят и мною подписан, предполагается, что практически все сотрудники МВД окажутся выведенными за штат. И после этого нам предстоит всех уволить и часть принять обратно. Я специально настоял на этой процедуре, хотя были другие идеи, только потому, что это даст возможность отсепарировать наиболее негодных и профессионально не подготовленных людей, такие есть везде, естественно, и в милиции тоже. Но в конечном счёте решения по кадрам должны принимать не только сотрудники МВД, не только высшие чины МВД. Именно поэтому по высшим кадрам решение будет принимать Администрация Президента, а по территориальным руководителям – на это меня навели губернаторы – мы могли бы создать некую предварительную комиссию, которая эти вопросы по региональным руководителям Министерства внутренних дел рассматривала бы на координационном совещании, которое я создал при руководителях регионов, то есть при главах субъектов Федерации. Это тоже не железобетонная конструкция, но тем не менее это всё-таки некоторое отдаление от ведомственной позиции. Я считаю, что это правильно.

Мне трудно не согласиться с тем, что сказал Сергей Сергеевич Алексеев в отношении ценности права и верховенства закона в нашей стране. Проблема заключается в малом – двигаться к этой цели неуклонно и последовательно. По законопроектам, которые застряли, о чём сказала Светлана Алексеевна Ганнушкина, мы проверим, что там происходит и с законопроектом, и с Минрегионом, и в Грозном тоже проверим, что там за выселение.

По административному судопроизводству, по судопроизводству по делам из административных правонарушений, то, что говорила Людмила Михайловна Алексеева, я уже свою позицию высказал. Я считаю, что главное здесь – фиксировать доказательства.

По поводу педагогических вузов, то, что Ирина Евгеньевна говорила, у меня всё-таки чуть менее пессимистическое отношение. Я в этих педагогических вузах тоже периодически бываю, там не совсем уже всё такое замшелое, хотя проблем, конечно, очень много. Но они коренятся в общей престижности учительского труда. Это же не учителя у нас такие, потому что педвузы плохие, а наоборот, учительский труд, к сожалению, в какой-то период стал абсолютно не престижным, хотя не будем скрывать, он никогда не был, естественно, сверхоплачиваемым: и в советский период, и в царский период учителя не относились к самым обеспеченным людям. Это всё-таки призвание, и, я думаю, все с этим согласятся. Но в то же время я считаю, что определённые шаги по поддержке учительского корпуса за последние 3–4 года были сделаны, это не видеть тоже не очень справедливо. Здесь губернаторы лучше меня, например, могут сказать, какое количество домов они покупают для учителей в сельской местности, потому что там закрепить учителя вообще невозможно иначе. Я, конечно, не пытаюсь сказать, что всё хорошо, но, мне кажется, всё-таки здесь движение есть.

Не могу вас не поддержать в том, что ситуация в Москве с такого рода некоммерческими организациями и имущественная основа их деятельности, с недвижимостью, существенно хуже, чем в регионах. Причины две: безумно дорогая недвижимость ну и прежний курс, который проводился руководством этого субъекта Федерации. Я не могу об этом не сказать. Постараемся делать так, чтобы нынешнее руководство, я скажу об этом Собянину, было сориентировано всё-таки и на такого рода социальную активность, потому что иначе НКО ничего не сделают. В Москве это вообще невозможно, просто слишком высокие затраты.

По военнослужащим, то, что Ида Николаевна говорила. Я поручение дам. Очень трудной задачей является задача сведения вопросов имущественного возмещения по умершим и погибшим к единому критерию. Надо этим обязательно заниматься, но просто я предвижу, что единый федеральный закон в этом плане, конечно, натолкнётся на большое сопротивление. И не по каким-то плохим причинам, а просто потому, что это реально очень тяжёлая проблема. Но тем не менее поручение можно такое подготовить хотя бы в перспективе, чтобы такой закон появился, где будут использованы единые критерии для назначения возмещения всем погибшим в Вооружённых Силах.

По антикоррупционной экспертизе закона о полиции. Я вообще-то надеюсь, что она проводилась. Но тем не менее, если у Вас есть результаты своей экспертизы, которые свидетельствуют о брешах в этом законе, дайте. В конце концов, поправим, не сейчас, так мы всё равно вернёмся к его совершенствованию, здесь сомнений быть не может. Пройдёт полгода – мы начнём изменять этот закон, жизнь так устроена, тем более этот законопроект в настоящий момент стал толстым, там масса конкретных формулировок, которые потребуют обязательной переделки, оттачивания в ходе практической деятельности сотрудников полиции. И если Вы нашли там какие-то дырки, мы их готовы залатать совместно с Вами.

Требование в защиту неопределённого круга лиц. Это интересная тема. Я пока Вам ничего не обещаю, потому что знаю, что будет очень разная реакция на это, но я подумаю. Потому что мы не должны всё-таки прокуратуру подменять, а я имею в виду в данном случае общественные структуры, выступающие в защиту всех и каждого, но в то же время иногда и прокуратуру неплохо в спину подталкивать.